...

Некуда жить, нечем дышать.
Да и незачем.
Что ни делаю я - всё против шерсти и бессмысленно.
Назавтра начинай сначала.
А к вечеру опять всё вдребезги.

---

...

Увидела у Татьяны Красновой фразу: "Будьте доступны утешению".
Лучше и не скажешь, когда невозможно говорить.
У меня редко бывает, когда я совсем не.
Вот сейчас.

---

Иногда люди говорят другим людям: "Скучаю по тебе!"
И я ничего не имею против и всегда признаю за ними право говорить так.
А за собой почему-то нет.
Если вдруг люди давно молчат, я стараюсь думать так: "Надеюсь, это потому, что у них всё хорошо и некогда терять время в соцсетях".
И ведь я знаю, что не всегда потому.
Иногда наоборот, когда нехорошо, некоторые люди отовсюду пропадают и захлопываются внутри раковины.
Где эта тонкая грань между "помочь" и "не мешать"? Между назойливым вниманием и необходимым мостиком?
Поэтому я каждый раз думаю, можно ли написать, или лучше не отсвечивать. Ну, разве что иногда посылаю что-нибудь нейтральное. Мем или статью какую-нибудь.
А "Я соскучилась!" говорю только шёпотом внутри своей головы по ночам на дикой вересковой пустоши, чтоб никто не догадался.

---

Одна Тетка
28 март 2022 г.

Блаженна мышь, что в эту злую пору,
В кровавый час триумфа нечестивых,
В тоске забившись в частной жизни нору,
Не ходит по пути убийц спесивых:

Она в тюрьме невинных не пытает,
Но от страданий их спасти не может,
В советы нечестивых не вступает,
Ад на земле не умножает ложью,

Не платит злом всем, в мире бывшим с нею,
Не убивает бомбами детишек,
Но защитить от бомб их не умеет,
Сидит в своей норе и тихо дышит.

Губителей она не прославляет,
Войне неправой не поёт осанну,
В чужой стране людей не убивает,
Но от своей, безумной, не спасает.

Мышь размышляет о господней воле,
В тоске рыдает об убитом мире
И океан кровавый мук и боли
Мерещится ей в норке, полной сыра.

Родиться доброй человекомышью,
Когда страна родная освинела,
Весь ужас зверства родины знать, слышать
И ничего не в силах быть поделать —

Страшнее нету этого удела.
Страшнее нет челомышиной доли —
Самозаклятья страхом и тоскою,
Бессильным знанием, стыдом и болью

На жизнь без права быть самим собою.
И всё об этом знаем мы с тобою.

 

---

Малыши поиграют в дидактические игры "Построй цирк" и "Кого не стало".

Не спрашивайте...

---

Нет у меня
Ни позиции, ни оппозиции
Только куст цветущей форзиции.

Нет у меня
Ни выбора, ни даже отказа от выбора
Только солнце, что из-за туч вдруг
Какого-то чёрта вырвалось.

Нет у меня
Ни стороны, ни страны
Ни дома, ни города
Ни повода для войны,
Ни хотя бы для гордости.
Никого не хочу убивать,
Никого - ненавидеть,
А хочу, чтобы трава
И цветов в ней - видимо,
И ягод - невидимо.

Если спросят - с кем ты? С ними ты, или с нами?
Я скажу - с подорожниковыми семенами,
С лисохвостом, мятликом, тимофеевкой, зверобоем -
Но не с тобою.
И не с тобою.
И не с тобою.

С предзакатным небом,
С летними пустырями,
С гаражами,
Голубятнями,
Фонарями,
С кирпичом стены,
Проводами,
Звоном трамвая
Где другой стороны
Нет
Не было
Не будет
И не бывает.

(c) Ninquenaro

---

БОРИС ХЕРСОНСКИЙ

Драгун седлает лошадку. Бомбардир заряжает пушку.
Командир примеряет мундир — хороша обнова!
Риелтор уламывает вложить копейку в "разрушку".
Покупатель морщится — он не знает такого слова.

Покупатель идет вдоль улицы, где мало что уцелело.
Осколки стекла. От копоти черные стены.
Купить чужое несчастье — это последнее дело.
Риелтор смеется — зато привлекательны цены.

Засохшую кровь отмыть. Выветрить трупный запах.
Отштукатурить. Выкрасить. Выбросить, что не гоже.
Ковыляют бездомные псы на полусогнутых лапах,
На покупателя смотрят так, что мороз по коже.

На чужое горе не приладишь заплатку.
Чужое счастье не скопируешь на смятую кальку.
Бомбардир заряжает пушку. Драгун седлает лошадку.
Командир на новый мундир цепляет медальку.

26.02.2024

---

.

невыносимо
бесконечно
бессмысленно
безвыходно
никому не расскажешь

---

Ну, пусть повисит уж тут для меня

Tetkin Day

НЕ ДАРИТЕ УСТАВШЕЙ ЖЕНЩИНЕ ЦВЕТЫ...
⠀
Серьёзно, цветы хороши, когда есть ресурс им порадоваться. А ещё от дарящему важно получить ответную реакцию. «Ах, как мило, это мои любимые!» и вотэтовсё. У уставшей женщины иногда нет даже этого ресурса. Дарящий искренне недоумевает, чего это она рожу корчит, я же старался. А рожа корчится, потому что эти цветы нужно подрезать, в вазу поставить, и достаточно эмоционально выразить благодарность и восхищение. А сил на это нет.
⠀
Хотите порадовать уставшую женщину? Купите ей еды) Или приготовьте, только сами потом приберите на кухне. Или закажите доставку. Одной из самых романтичных фраз, которую я когда-либо слышала, была просьба прислать фото. Не мое, а моего холодильника. Потому что «Я же знаю, что ты сегодня наверняка не ела нормально, а у тебя в холодильнике обычно пусто. Если это так, то просто покажи фото, я завезу что надо». Без цветов и серенад, заметьте)
⠀
Закажите для уставшей женщины бригаду уборщиков. Чтоб она могла просто ничего не делать, пока в доме становится чисто. Поверьте, это настоящее чудо для женщины, чистая магия)
⠀
В семье конфликт. Муж жалуется, что подарил жене комплект белья. Красивое и дорогое, а она в истерику. Совсем очумела, не ценит внимание, не идет на контакт. А жена поясняет, что третью неделю не может из дома вырваться, потому что муж с детьми посидеть отказывается, устал и вечно занят. И это белье как издевательство для нее. «Я вся измучена, а еще должна нарядиться теперь и для него концерт устроить?».
⠀
Мужчина приходит домой с шампанским и тортом, приятный вечер, романтика. А она бесится. Потому что перед тем, как сесть за торт и шампанское, ей надо перегладить белье, помыть посуду, сделать заготовки для завтрака, помыть и уложить детей. И пока муж сидит на кухне и ждет, она носится в режиме электровеника. И когда она после этого марафона и нескольких просьб сделать хоть что-то, забегает на кухню, наливает шампанское в чашку, выпивает его тремя глотками и уходит спать, мужчина чувствует себя оскорбленным. Он старался, он хотел проявить внимание.
⠀
И вот в этом вся штука. Когда мы хотим сделать кому-то приятно, мы действительно стараемся для этого человека? Если да, то важно учитывать потребности этого человека. Что важно для него? Отдых, два часа тишины, выход куда-нибудь в одиночестве, или просто снять часть головняка с этого человека? Вот это и будет то, что поможет сделать ему (ей) приятно.

А если я хочу просто сделать то, что хочу, то это я кому хочу сделать хорошо? И если честно, то может все-таки себе? Хочу показать себе, какой (какая) я молодец, на какие жесты я способен(на). Как вот я так решил(а) изогнуться, чтоб показать себе, какой(ая) я внимательный(ая). И важно иметь иногда честность признать, что ни хрена тут внимания ко второй персоне нет. А есть только желание получить для себя признание, эмоциональное поглаживание и "благодарочку".

Мужчины часто жалуются, что современные женщины эмансипированные и требовательные. И что чем же ее тогда удивить? Да, не работают стандарты. Не подойдет уже дежурный букет. Не удивит. Единственное, что может удивить взрослую современную женщину - это забота и искреннее, адекватное и уважительное отношение. А всё остальное она уже видела)

Автор: Анна Просветова

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

чОртов февраль

---

Хотелось бы мне жить не так, как описано в позапрошлом посте?
Доверять и доверяться?
Не бояться говорить о любви и друг с другом, и наружу, в мир?

Хотелось бы.

Але що маємо, те й маємо.

---

"Папин праздник" нынче особенно суров

Малыши поиграют в музыкальную игру "Обезвредь мину".

(из анонса развивающего занятия в проекте "Библионяня" для детей от 1,5 до 3 лет)

---

Валентинов День всегда был не-мой-праздник. Нет, я не воинствующий православный русофил. Я вовсе даже англофильский англофил. И я всеми руками за то, чтобы его отмечали другие. Но не я.
Потому что:

а) я - мастер невзаимности, и всегда им была, "нету-ну-и-не-надо" - моё кредо;
б) даже во времена вроде бы взаимности мне было неловко и непривычно от этого вот всего, поэтому романтика была у меня не цветочно-сердечная, а, скорее, автостопная.  И розовенький цвет я не люблю, мне зелёный, пожалуйста. Типа, не принести мне цветов, а вместе пойти за тридевять земель смотреть, как они растут;
в) даже в браке я стараюсь не забывать, что стою на люке, который время от времени переворачивается. Поэтому слова любви привыкла делить на 16 и ничего ни от кого не ждать. Да мне и самой их трудно и почти невыносимо говорить, потому что вопрос "А кто я тебе?" до сих пор висит в воздухе и никуда не делся.

Но я хитрый библиотечный выворотень, поэтому 14 февраля, довольно ухмыляясь, праздную самый что ни на есть мой праздник - Международный день книгодарения. "Дарите книги с любовью!" - его девиз. Есть некоторое количество людей, которых я люблю, хоть и не всегда могу им об этом сказать вслух словами через рот. И книги дарю. Не точно в этот день. Во все остальные. Но это дела не меняет.

С днём святого Книгодарения, в общем.

---

Трудно поверить, но я это сделала.
Но для этого меня надо было припереть к стенке.
Чтобы они стали совсем плохо себя вести.
И чтобы распухла челюсть.

Теперь надо собраться и сделать это ещё несколько раз.
Не дожидаясь того же.
Когда челюсть встанет на место.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Это я посмотрела репортаж про рынок квартир в Мариуполе. Дар речи до сих пор не нашла. Ну, может, найду - и выскажу тогда.

---

Хочется материться, а язык привычно не может такое вымолвить.
"№;%:ЕН?()_Ъ_ХЗ)(?:%;№;%:?*()__+!"№;%:Е%;№!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

---

НА ТВОЄМУ БОЦІ - (c)SkladNo

Вставай, мала, не зволікай!
І бути сильною звикай,
Бо ми самі встановлюємо cвої межі.
Ховай мерців — настала мить.
Якщо все навкруги горить,
То краще бути зачинателем пожежі! (с)

Не плач, мала,
Буває страшно нам усім,
Коли твій дім уже не дім
І навкруги палає місто...
Не плач, мала,
Спадає попіл, наче сніг.
Цей світ не вартий сліз твоїх,
Тримай мене за руку міцно.

Я від тебе не відступлюся, пам'ятай,
Хоча буває, що з тобою ми б'ємося.
Коли дійдеш до краю чи підеш за край,
Я буду на твоєму, на твоєму боці!

Стріляй, мала!
Перезаряджені гармати.
Цей світ так любить нас ламати,
Тому ламай його сама.
Давай, мала,
Дай волю внутрішньому звіру,
Бо звірі зраджені довіру
Цінують більше за слова.

Коли підеш туди, куди іти не слід,
Коли тебе в ніщо розмаже від емоцій,
Коли відвернеться від тебе цілий світ
Я буду на твоєму, на твоєму боці!

Вставай, мала, не зволікай!
І бути сильною звикай,
Бо ми самі встановлюємо cвої межі.
Ховай мерців — настала мить.
Якщо все навкруги горить,
То краще бути зачинателем пожежі!

Я бачу очі твої кольору води.
Дивлюсь, як світло грає на твоїм волоссі.
Коли ти забереш мій подих назавжди,
Я все ще буду, буду на твоєму боці!

І зорі вкажуть шлях твоєму кораблю,
Нема кордонів, крізь які не прорвемося!
Ти тільки пам'ятай, що я тебе люблю
І що я завжди буду на твоєму боці!
Я буду на твоєму боці!

(c) Sasha Kladbische


https://www.youtube.com/watch?v=h_F49snYZ44

или

https://www.youtube.com/watch?v=fRrz7QITpiM

---

Лев Рубинштейн: Оркестровая яма

Я понял, что я, что все мы волей объективных, то есть возрастных обстоятельств сидим в оркестровой яме в составе оркестра. Сидим каждый со своим инструментом, со своим пюпитром, со своими нотами. И мы играем.

Да, люди умирают. Приходится это признать.

Люди умирают – родные, друзья, отдаленные знакомые, или вовсе не знакомые, но те, чьи имена и лица знакомы нам как проходящие по разряду «медийных персон».

Все чаще и чаще они умирают. Или это просто так кажется? Так же ведь и всегда кажется, во все времена, не так ли?

И ты, натыкаясь в интернете на изображение чьего бы то ни было знакомого лица, всякий раз, пока не поймешь, что это всего лишь кто-то решил обновить свою «аватарку», вздрагиваешь и прикрываешь рукой рот, заталкивая обратно рвущееся наружу междометие .

Тебя все чаще и чаще настигает та или иная горестная весть, и ты в какой-то момент с ужасом понимаешь, что тот участок души, по которому со свистом лупит эта безжалостная плетка, перестает чувствовать боль и что твое сердце постепенно покрывается грубыми и жесткими мозолями.

Я хорошо помню свои первые соприкосновения со смертью.

Самое, кажется, первое из них, – мне тогда только что исполнилось шесть лет, - это скорбный голос диктора Левитана, сообщившего мне о кончине вождя народов. Радио с утра до вечера рассказывало мне о том, что Сталин – наш отец. А стало быть и мой. Я так и понял, что умер отец. Тем более что собственного отца я тогда видел очень редко, только по выходным. Он уходил из дома, когда я еще спал, а приходил, когда я уже спал.

Выходило так, что у меня было два отца, и один из них умер.

Особо огорчиться, впрочем, не получилось. Одна из соседок по коммуналке, Клавдия Николаевна, бывшая выпускница Екатерининского института благородных девиц, чей муж и брат сгинули один в Норильске, другой на Колыме, настолько неприкрыто радовалась в тот день, что и мне показалось, что в смерти, в общем-то, ничего особенно страшного нет. Даже некоторые этому бывают рады.

Пару лет спустя заболела и слегла моя бабушка. У нее был обнаружен рак.

Она болела все лето и начало осени.

Что я запомнил из тех дней? В общем-то, ничего, кроме огромной резиновой кислородной подушки темно-зеленого цвета, которую мама притащила из аптеки. Подушка показалась мне красивой и торжественной.

Это было уже за несколько дней до бабушкиной смерти. И так случилось, что я стал ее свидетелем.

Мы с бабушкой спали в одной комнате. Среди ночи я проснулся, чтобы сходить в уборную, и обратил внимание на то, что я не услышал ставшего уже привычным для меня бабушкиного громкого хриплого дыхания.

Я как-то сразу все понял и стал будить родителей.

Это была вторая после смерти отца народов смерть близкого человека.

Чуть позже был в моей жизни такой период, - и довольно долгий, - когда я смертельно боялся умереть (каламбур случаен), причем умереть именно во сне.

Я даже помню, с чего это началось. Не с бабушки, как ни странно.

Было это так.

 

Сидела у мамы соседка Раиса Савельевна и говорила:

«Представляете себе – Матвей Маркович, муж Ольги Львовны, лег спать, заснул и уже не проснулся. Ужас какой! Всего пятьдесят два года!»

С этого момента страх заснуть и не проснуться на долгое время стал самым главным страхом, заслонившим все прочие, включая дикий страх забыть текст торжественной клятвы, которую требовалось без запинки, четко и громко произнести наизусть на церемонии приема в юные пионеры.

Смерть страшила и в то же время завораживала. Я помню, с какой стремительностью, с каким замиранием сердца, с каким первобытным ужасом, наспех перемешанным с диким любопытством, несся я в ту сторону, откуда доносились до меня духовые и ударные звуки Шопеновского марша.

Потом наступила эгоистичная и придурковатая, с притупленным воображением, юность, и тема смерти отошла в сторонку. Лишь изредка в сердечную мышцу на мгновение вонзалась раскаленная иголка: «Неужели мои родители когда-нибудь умрут?» И липкая тоска поднималась из хтонических глубин естества. Но тут же бодрый, хотя и не слишком искренний голос внутри тебя говорил: «Да ну! Чушь какая! Этого просто не может быть!» И ты, конечно же, облегченно вздыхал, и какие-то совсем другие, куда более насущные в тот момент вопросы овладевали тобой.

Ну, а где-то вокруг сорока мы стали одних за другими хоронить своих родителей. Своих собственных и родителей своих друзей. И эта неостановимая церемония длится, в общем-то, по сю пору.

Горький, но очень важный и значительный опыт сиротства постепенно становился нашим общим опытом, опытом, иногда лишавшим сна и покоя, а иногда отзывавшимся сейсмическими толчками творческой энергии.

Провожать за горизонт представителя своих сверстников до поры до времени если и приходилось, то приходилось крайне редко, и каждый раз основным чувством было не чувство непоправимой утраты, а скорее, как ни странно, чувство изумления: «Как это так? Разве так может быть? Разве ж так бывает?» Как будто бы ты хоронил самого себя.

И лишь теперь я дозрел до простенькой и ужасно банальной, но серьезной и, в общем-то, точной метафоры.

Я понял, что я, что все мы волей объективных, то есть возрастных обстоятельств сидим в оркестровой яме в составе оркестра. Сидим каждый со своим инструментом, со своим пюпитром, со своими нотами. И мы играем.

И я понял, что мы играем какую-то вещь, по некоторым внешним признакам похожую на одну хорошо всем известную Гайдновскую симфонию. И что мы все, как и в той самой симфонии, постепенно, по одному, задуваем каждый свою нещадно коптящую свечку и покидаем сцену по молчаливому, но хорошо понятному знаку кого-то, кто не заметно для постороннего глаза выглядывает из-за кулисы.

И я понял, что об очередности думать не надо – это не наша с вами забота. Это та очередь, которую устанавливаем не мы.

И я понял, что пока мы все еще тут, на этой сцене, каждый из нас, сколько бы нас ни оставалось, должен продолжать исполнять свою партию - по возможности честно, усердно и вдохновенно.

И я понял, что если у нас получится играть с таким чувством, как будто музыка никогда не закончится, она и не закончится.